ЭСБЕ/Терпигорев, Сергей Николаевич

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

Терпигорев (Сергей Николаевич) — талантливый беллетрист и фельетонист, более известный под своим псевдонимом Сергей Атава (1841—1895). Родился в дворянской семье в Усманском у. Тамбовской губ.; учился в тамбовской гимназии. В 1860 г. поступил на юридический факультет СПб. унив., но из-за студенческих беспорядков дальше первого курса не пошел. Тогда же начал помещать небольшие очерки и юмористические статейки в «Рус. мире», «Рус. слове», «Гудке», «С.-Пет. вед.». Уехав на несколько лет в деревню, Т. стал усердным корреспондентом «Голоса», где обратил на себя внимание обличением железнодорожных концессионеров фон-Дервиза и Мекка. Это повлекло за собою процесс, сблизивший Т. с Краевским. Ему была предложена постоянная работа в редакции, и он переехал в Петербург. Вскоре он стал писать в «Бирж. вед.», а в «Отеч. зап.» 1869 и 1870 гг. поместил комедию «Слияние» и очерк «В степи». Десятилетие с 1870 по 1880 г. Т. провел вне литературной деятельности. Эти годы особенно близко познакомили его с разными сторонами той «практической» жизни, которую он потом изображал в своих очерках. По словам его биографа, П. В. Быкова, Т. занялся «разными предприятиями. Он перепродавал лошадей, в которых знал толк, напрактиковавшись еще с ранней юности, когда отец его считался одним из выдающихся конских заводчиков в Тамбовской губ., вошел в компанию с одним изобретателем в области электротехники, ездил с ним в Париж и от этого предприятия нажил хорошие деньги, но затем, взявшись за поставку дров, которых он покупал целые барки на месте, в провинции, разорился совершенно». В № 1 «Отечеств. зап.» 1880 г. Т. поместил начало целого рода очерков под общим заглавием «Оскудение. Очерки и заметки тамбовского помещика». Очерки обратили на себя внимание публики и критики и создали автору значительную литературную известность. С тех пор Т. исключительно отдался литературной деятельности. Когда в 1881 г. М. М. Стасюлевич основал «Порядок» (см.), Салтыков порекомендовал ему Т. в воскресные фельетонисты. Поместив в «Порядке» только 11 фельетонов, Т. совершенно неожиданно перешел в «Новое время», где помещал по воскресеньям фельетоны вплоть до самой смерти. Следует, впрочем, отметить, что под направление «Нового времени» он не подделывался, и фельетоны его ничего специфического в себе не заключали. В этом и не было надобности, так как фельетоны его не носили публицистического характера. Это были все те же сатирически-бытописательные рассказы «тамбовского помещика» о разных фазисах российского «оскудения». Кроме «Нового времени», Т. изредка помещал рассказы, очерки и заметки в «Петерб. газете», «Нови», «Живоп. обозр.» и принимал довольно деятельное участие в «Истор. вест.», где напечатал ряд очерков, составивших второе крупное его произведение: «Потревоженные тени». Рассказы и очерки Т. изданы отдельно следующими сборниками: «Оскудение» (СПб., 1881, 2-е изд., 1882), «Узорочная пестрядь» (СПб., 1883), «Желтая книга. Сказание о новых княгинях и старых князьях» (СПб., 1885), «Марфинькино счастие» (СПб., 1888), «Жорж и К°» (СПб., 1888), «Потревоженные тени» (СПб., 1888—90), «Рассказы» (СПб., 1890), «Исторические рассказы и воспоминания» (СΠб., 1891), «Дорожные очерки» (СПб., 1897). В 1900 г. А. Ф. Маркс издал «Собрание сочинений Т.» в 6 т., под ред. С. Н. Шубинского и с биогр. очерком П. В. Быкова. Литературная известность Т. неразрывно связана с «Оскудением», которое до известной степени стало нарицательным словом. «Оскудением» Т. назвал ту полосу дворянско-помещичьей жизни 60-х гг., когда неспособное к труду сословие совершенно растерялось при новых условиях, созданных 19 февр. 1861 г. Получив на руки значительные выкупные суммы, одни солидную их часть оставили в петербургских и московских ресторанах, другие накупили дорогие земледельческие машины, с которыми не знали как обращаться, третьи отдались разным другим нелепым затеям. В результате через 2—3 года выкупные улетучились, и недавние богатые люди «оскудели» и должны были пуститься в разные «промыслы». Люди не бойкие просто под огромные проценты закладывали свои имения местным кулакам из купцов (Подугольниковы) и ростовщикам из консисторских чиновников (Сладкопевцевы); когда подходили сроки, платить было нечем и имения переходили к заимодавцам. Люди побойчее устроились иначе. С половины 60-х гг. начинается эпоха железнодорожного и земельно-банковского грюндерства, грубого и некультурного, когда «срывались» куши совершенно баснословных размеров. Около столпов этого грюндерства и устроила свое благополучие часть «оскудевшего» дворянства. К новым богачам присосался целый штат приживальщиков и паразитов, то в качестве людей, которые на земских собраниях помогали концессионерам заполучать земские гарантии, то в виде фиктивных директоров правления, то в виде ловкачей, «проводивших» дела своих патронов по департаментам, то, наконец, просто в виде домашних шутов и фактотумов, на которых теперь тоже появился спрос. Разбогатевшие строители из факторов и десятских не умели ни стать, ни сесть, ни принять гостей достодолжным образом; чтобы поставить свой дом на «настоящую» ногу, им нужны были домашние советники из «настоящих» господ. Часть «оскудевшего» дворянства принялась и за самостоятельные промыслы вроде устройства игорных домов и т. п. Таковы основные черты «оскудения» в изображении Т. Нельзя не признать, что каждый отдельный тип, выведенный Т., ярок, правдив, жизненен; но когда прочитаешь подряд обе части «Оскудения» и все время встречаешь одних только людей без ума или без совести, одних только полупомешанных, лентяев и негодяев различных сортов, то невольно задаешь себе вопрос: неужели вторая половина 60-х годов, эпоха первых земских собраний, первых лет судебной реформы, дала только героев терпигоревского «Оскудения?» Из «оскудевшего» дворянства ведь вышло и «кающееся» дворянство, давшее народников 70-х гг. На это у Терпигорева нет ни малейшего намека. Земство у него представлено исключительно в виде каких-то головотяпов с разгоревшимися от жадности глазами, которые не умеют даже составить протокола заседания и только о том и думают, чтобы сорвать что-нибудь с концессионеров. Крайне густые краски, наложенные Т., до известной степени оправдываются тем, что очерки его не только бытописательные, но и сатирические. Создалась даже легенда, что под псевдонимом Сергей Атава, не то сам сочиняя очерки: «Оскудение», не то радикально их перерабатывая, скрывается Щедрин, который уже в «Дневнике провинциала» затронул земско-концессионный период, а в лице Разуваева и Колупаева раньше Т. изобразил одного из излюбленных персонажей «Оскудения» — кулака Подъугольникова. Эта легенда, безусловно выдуманная, нелепа и по существу. Смешать Щедрина и Т. значит не подметить одной из самых основных черт «Оскудения». Как в Гоголевском «Ревизоре» в сплошной толпе отрицательных лиц выделяется одно «честное лицо» — горький смех автора, так и сквозь густые краски Щедрина явственно пробиваются очертания совсем других полос жизни и других общественных настроений. И вот авторской горечи, авторской желчи и негодования совершенно нет в «Оскудении». Т. набрасывает свою мрачную картину с удивительно легким сердцем. В жизни он был неистощимый анекдотист, веселый собеседник, бонвиван и несомненный «практик». Таким же он остается в своих очерках, гораздо более балагуря, чем серьезно негодуя. За всем тем «Оскудение» по колоритности языка, легкости, живости и простоте рассказа, полному отсутствию какой бы то ни было напряженности и добродушному юмору принадлежит к очень видным явлениям русской беллетристики. Менее известна в большой публике другая серия очерков: «Потревоженные тени». В некоторых отношениях они выше «Оскудения». Может быть, потому, что они писались в последние годы жизни, когда болезнь убила в Т. жизнерадостность, в «Потревоженных тенях» совсем нет балагурства. Описывая старопомещичью жизнь, Т. выбирает эпизоды вроде того, как ослепли три крепостные горничные, вышивая днем и ночью «великолепное» приданное белье, как скупали и продавали отдельно от родителей детей и т. п. Впечатление получается потрясающее. Но, выиграв в серьезности, «Потревоженные тени» потеряли в простоте естественности: чувствуется несомненная тенденциозность в подборе сюжетов, которой нет в «Оскудении», где общие выводы получаются помимо воли автора.